Пригов Д.А.
МОЙ МИЛЫЙ ЛАСКОВЫЙ ДРУГ

Предуведомление

Что нам Александрия?! У нас своего щемительного, высокого и всеобъемлющего,
но и отвалившегося как бы, вернее не как бы, а точно, отвалившегося,
стремительной силой онтологич ески-моментального отъединения, превышающей
медлительность наших слезно-душевных потоков, отъединившегося, за дни,
минуты, секунды отбежавшего на расстояние мраморного величия и прохладно
обозреваемого мраморными же ветрами неухватимой всеобщност и (но ведь было
же! было же! ведь только что было! эээ, братец, вон куда умчало!
но ведь было! было! было! мало ли чего было! но ведь это было
только сейчас! не знаю, не знаю!), в общем у нас столько всего
своего, так что нам Александ рия! что мне вам рассказывать о кудрявых юношах в
набедренных повязках, когда мы сами еще неистребимо, отбежав недалеко (но уже
как во сне не своем для себя), глядим сами на себя, выглядываем из-за стволов
полусумеречного леса в пионерских галст учках с комсомольскими значочками.

Ох, да мне ли рассказывать вам, как это было и как это бывает! кто хочет
сам все посмеет понять.
* * *

С утра моросит и скверное настроение
Внизу хриплыми голосами
Перекрикиваются местные матроны
Он стоит уже одетый за моей спиной
И ничего не понимает, переминаясь
Иди, мальчик, иди! говорю я кому-то
Потом я слышу слабое потрескивание
внешней деревянной лестницы
Словно мгновенно объятой голубоватым пламенем
Под еле ощутимой я знаю
тяжестью его тонковытянутого
предкомсомольского тела
Иди, мальчик, иди! говорю я себе
Проведя по серой щетине тыльной с тороной руки
И не чувствуя уже ничего грубой складчатой кожей

* * *

В только что занявшемся сокольническом садике
Я сижу на открытой веранде за столом
И вытянутой, почти вертикальной губой
Втягиваю в себя рывками горячий чай с гу стой малиной
Ловя его высокий, немного нервный голос
Рассказывающий товарищам про жаркие Африки
Притом он легонько притоптывает шоколадной загорелой ногой
Пыль поднимается лёгкими столбиками из-под его сандалий
И чуть-чуть мертвенной голубо ватой патиной
Садится на тонкую невыносимую лодыжку
Единственно отсюда мне видимую
Сквозь чёрные змеевидные переплетения кустов

* * *

Я не хожу на футбол
Мне не нравятся их цельнолитые бесчувственные ноги
Смолоду осунувшиеся и окостеневшие до черепов их лица
Я читаю книги
Книжные фантомы всегда имеют мягкие удлинённые очертания
И бледные меланхолические лица

* * *

Быстроговорящая мамаша
Обёрнутая бесчисленным потоком складок
То придвинется, то отод винется
В то время как её длинноногий нетвёрдый полуюноша сын
С маленьким как капелька крови пионерским значком
Слоняется от окна к окну
Подобно тургеневской девушке прислонясь к притолоке
Белым пальцем трогает виноградную лозу
Влетевшую в раскрытую дверь
И отсутствующим взглядом неописуемых глаз
Скользит по мне и неестественно щебечущей мамаше
И улетает к дальней, едва синеющей на горизонте
Полоске адриатических гор
Унося туда с собой и моё сердце

* * *

Одет ая в обтягивающие серо-голубые брюки
Достаточно миловидная
Она влетает в комнату
Садится рядом
Берёт меня за руку и говорит, говорит, говорит
О своём женихе:
Как он добр! красив! нежен!
Он офицер! лейтенант!
Да, да, отвечаю я, по мню, помню его
Он действительно очень, очень привлекателен

* * *

Он появился откуда-то из леса
Старший пионервожатый
Крепкие коленные чашечки и белые шорты
Романтический поворот головы чуть влево вверх
На загорелой рельефной ш ее
Я прислонился к нему
Как давно это было со всем этим приснившимся
Отлетевшим, отвалившимся в небытие пионерским летом
До сих пор помню тяжесть его
напрягшейся и в то же
время ласковой руки

* * *

Мы забрели с тобой в како й-то ангар
Складское помещение Где валялись головы вождей всех революций
И разнообразных их наследников и продолжателей
Гигантские гипсовые ордена
Могущие украшать бы исполинские груди материков и континентов
Лежали полураскрошившиеся
И потемневшие от втянутой влаги
М ы стояли у двух портретов и долго смотрели друг на друга
Ты стоял у Ленина
А я у Сталина
Господи, как ты был прекрасен

* * *

На опустевшей станции метро площадь Революции
Среди огромного количества бронзовых человеков
Около о дного из них
Кажется, рабочего
Он стоял в маечке с короткими рукавами
И в чуть-чуть великоватых брюках
Загорелый, южный
Я долго смотрел на него
Потом подошёл
Он был не из Москвы, его не встретили, вот его узелок
Он был благодарен мне
Сейчас ему, наверное, уже где-то 30-35
Взглянуть бы, какой он сейчас

* * *

Они пишут контрольную работу
Упадок демократии в Афинах
Я вижу его рыжеватый затылок среди прочих
Сейчас он подбежит самый первый
Одёрнет пионе рский галстук и тихо протянет исписанный листок
Я погляжу на него и мне станет опять нехорошо Что-то вроде догадки или сочувствия промелькнёт в его рыжеватых глазах
Ну что, пионер, будь готов! пошучу я
Всегда готов! певуче ответит он

* * *

Нас была компания со школьных времён
Спортсменов, отличников
И самый красивый нео жиданно покончил собой
Они ничего не подозревали о нас, обо мне и о нём
Только удивлялись силе моего горя и переживания
Удивительного, как им тогда казалось, по моим молодым годам
Особенно для мужчины

* * *

Из глубины зала я вижу его тихого
За столом президиума с краю
Мне кажется, он замечает меня
И смущённо потупляет взор
Я вижу как лёгкая тень заливает его щеки
Когда он затягивается сигаретой
И выпускает прозрачное облако голубого дыхания
Так я вижу его мол одого и страдающего
Зажатого между воздухом, который нельзя вдохнуть дважды
Как нельзя войти дважды в воду Гераклита
И красным знаменем за спиной президиума
Которое не знает, что такое дважды, трижды, четырежды
Я вижу его страдающего
Я у мею ждать

* * *

Ох, уж эти нынешние
Дикие и лохматые
Я слежу за одним таким
Что ему известно о лагерях, о пытках и недоедании
О синеющих губах и сваливающихся со слабых шеек головках!?
Ничего!
Вот он, как на турнике
Под тягивается на металлических вагонных поручнях в метро
Отчего чуть-чуть сползают его изношенные джинсики
Еле-еле обнажая смутно, как итальянское сфумато
Обрисовываемую полутенями
Ласковую спину

* * *

Он единственный, кого я помню во всех деталях
Могучий и упругий, словно выполненный из одного куска литой резины
Победитель в метании каких-либо копий, или чего-то там подобного
Когда он одевает белые джинсы
Затягивает ремень с жёлтой армейской бляхой на последнюю прорезь< BR>Живот его, не переваливаясь, плоско и равномерно уходит внутрь
Это незабываемо

* * *

Я помню себя в полинялой задравшейся матросочке
Переростком с длинными руками и ногами
С шишковатыми коленками и локтями
Каким бы я мог полю бить его сейчас
Не эта ли смутная память о трагедии мифического андрогина
Разделённого не в пространстве объектов
Но во времени

* * *

Старый,
Лысый,
Почти безобразный
Но мудрый
Знающий что-то такое
У меня нет желания уйти или отвергнуть его
Он рассказывает о тех временах
Когда положить партийный билет на стол
Считалось гражданской смертью
А порой и просто прямой смертью и оканчивалось
Да ладно! говорит он, поглаживая меня
Это позор мой! боль несгла живаемая
Отлично рассчитав, сколь обаятелен и неотразим Этот трагический, невоспроизводимо экзотический
Опыт сурового победительного человека

* * *

Ну что, выпьем ещё
Глупенький!
Дурачок мой!
Тело полное шарма и податливости
На, возьми денег
Сбегай на свой очередной идиотский пи ф-паф-фильм
Пока я просмотрю новое издание Анналов
Только не приходи позже одиннадцати
Я буду волноваться

* * *

Я глажу его по мощной костистой спине
Двугорбый любовник!
Один горб несчастие
Два горба уже новая антропологи я
Сложив белые тонкие длинные ноги
Как единорог древнее свидетельство невинности
Я сижу рядом с ним
Голый и дрожащий

* * *

Майскими днями
Праздничным днём
В коротких штанишках
Шатаясь по городу
Чуя и не в силах поня ть какую-то внутреннюю чью-то интригу
Внутреннее закипание
Чувствуя неодолимую истому
Сторонясь и огибая шумные завораживающие мужские компании
В слезах бросался я домой
Сжавшись, сидя на корточках у подъезда
Дожидался возвращения матери
И с неожиданной страстью, прямо злостью
Бросался на неё
Что с тобой? и я с рыданием зарывался в её юбку

* * *

Ты думаешь, меня легко обмануть
потянуться, улыбнуться, сделать обворожительный жест рукой и виноватый вид
Как на комсомольском собрании обсуждающем твоё персональное дело
Милый мой
Если я сочинил тебя
Неужели мне недостанет силы сочинить ещё
Пару ночей посидеть над книгами со всякими там альфами и омегами
Что само по себе удовольствие
А за резул ьтатом заходи на следующей неделе
Твой полосатый махровый халат недолго будет пустовать

* * *

Безутешный вид за окном
Да и что может быть утешительного
В этом до конца не достроенном и недоразрушенном
Гигантском полугороде
Где ты, в компании таких же фезеушных бессмысленных волчат
Гоняешь какую-нибудь консервную банку
Даже не дав себе труда взглянуть на часы, на которых уже три
И не озаботясь вспомнить, где ты обещался быть в это время



© РИСК, 1995
© Издательство "АРГО-РИСК", 1995




Эти страницы подготовлены Александром Миловановым. Если у Вас возникли вопросы или пожелания, пожалуйста пишите: acheck@glas.apc.org
Отдельное спасибо Вадиму Темкину и Дмитрию Кузьмину.